Французская семья Сервье держала торговую лавку в собственном доме, который находился на Московской: на участке между улицами Радищева и Горького, ближе к зданию Биржи, в котором сейчас располагается Поволжский институт управления РАНХиГС имени П.А. Столыпина.

Александр Дюма-отец, который был в Саратове проездом два дня, вспоминал: «<…> через час блуждания по ужасной мостовой, по топким улицам Саратова – южное солнце растапливало утреннюю грязь. Со всем этим не на что было тратить полтора дня, но, подняв нос, я прочёл вдруг на вывеске: "Adelaide Servieux"– "Аделаид Сервье". И я устремился в магазин, который был магазином белья. На шум, что я произвел, открывая дверь, из соседней комнаты вышла молодая особа парижской внешности, с привлекательной улыбкой губ».

Внимательно посмотрев на вошедшего, хозяйка радостно засмеялась, так как не ожидала увидеть знаменитого автора «Трёх мушкетёров». По случаю знакомства Дюма предложил ей обняться, что, по его мнению, позволительно в тысяче лье от Франции. Мадам Сервье не возразила, но перед тем, как подставить щёчки, осмотрительно позвала мужа: пусть и он порадуется этой неожиданной встрече.

Супруги Сервье пригласили писателя на обед, Дюма шутливо заявил, что обязательно будет готовить сам, так как супруги Сервье непременно «испортились» в России. Узнав, что они здесь всего три года, он изменил своё решение: «В таком случае я доверяюсь вам: не так давно вы покинули Францию, чтобы утратить традиции её кухни».

Супруги Сервье, приехавшие из Франции, не только владели торговой лавкой, но и разбили свой сад. Эдуард был в Саратове самым знаменитым парикмахером, а его жена Аделаида владела модным магазином и шляпной мастерской. Разумеется, местные красавицы ходили в шляпках от мадам Сервье.

Однако саратовцам супруги Сервье «угодили» не только дамскими нарядами и встречей с Дюма. Они приобрели загородный сад Фёдора Осиповича Шехтеля. Особое внимание уделяли имеющемуся там летнему театру, где выступали многие видные актёры.

Сад был назван по фамилии супругов Сервье. Спектакли в театре продолжались с большим успехом, а зелёный участок горожане полюбили едва ли не больше театра. Вечером он освещался цветными фонариками. Здесь же, среди деревьев, можно было перекусить в небольшом ресторанчике и послушать звуки оркестра.

Громкий успех сменяет полоса неудач. В 1875 году во время большого пожара театр Сервье сгорел. Супруги решили построить новое здание, посолиднее прежнего «сигарного ящика», как его называли современники. Но после пожара и неудачных коммерческих сделок они почти обанкротились и задолжали. Городская управа выставила участок на продажу за долги. Название «театр Сервье» стёрлось со временем, а вот «сад Сервье» можно услышать и сейчас.

Существует легенда, что в Саратове жил французский солдат Наполеоновской армии Жан-Батист Николя Савен, который имел много званий, наград и умер в 126 лет. Интересный факт: ему даже посвятили мемориальную доску, которая имеет ошибочные сведения.

Разобраться в вопросе нам помог кандидатом исторических наук В.П. Тотфалушин. Для начала расскажем красивую легенду, в которую так хотелось верить многим саратовцам.

В 1812 году наполеоновская армия отступала на запад, в их числе был и француз Жан-Батист. На одном из мостов войско упало в воду из-за тяжести своего обмундирования. В составе группы военнопленных Савен был отправлен в Ярославль, откуда в феврале 1813 года распоряжением высших инстанций был переведён в Саратов.

Савен прибыл в наш город с обмороженными ногами. Лишённый средств, дополнительной одежды, посаженный на скудный паёк, Жан-Батист остро нуждался в деньгах. Первые заработки он добывал уроками фехтования для офицеров.

При содействии губернатора Савен успешно выдержал экзамен и получил право на преподавание французского языка. Первыми подопечными педагога были отпрыски самого Алексея Давыдовича Панчулидзева.

Жан-Батист взяли имя Николая Андреевича Савина, женился, вскоре у него появилась дочь Евдокия. Учителем французского он проработал долгие годы, воспитав не одно поколение саратовцев.

Саратовский историк Виктор Тотфалушин долгие годы изучал архивы, мемуары очевидцев и другие документальные свидетельства, связанные с пребыванием в нашем городе пленных французов.

Оказщалось, что главный биограф героя Константин Адамович Военский (1860–1928), общался с уже престарелым Савеном и распространил историю его жизни в российские и французские издания. Кстати, после его публикации, Жану-Батисту присылали деньги, чтобы помочь такому значимому человеку.

Военский не мог не видеть, что биография Савена как минимум нуждается в архивной проверке. Он не мог не знать, что 2-й гусарский полк во время нашествия на Россию сражался в Испании; не мог не заметить отсутствие ветерана в имевшихся у него списках пленных офицеров, отосланных в Саратов; не мог не читать о том, что француз не числится в контрольных списках кавалеров Почётного легиона; не мог не задуматься над противоречивыми, часто менявшимися данными, касающимися года рождения старожила, которые историк сам же и корректировал.

Таким образом, савеновская легенда, созданная саратовскими краеведами и растиражированная Военским, стала достоянием широкой читающей и пишущей общественности, которая приняла её на веру. В результате легенда просуществовала почти столетие, а в 1999 году была даже увековечена на мемориальной доске в честь Савена, на открытии которой в Саратове присутствовал посол Франции в России Юбер Колен де Вердьер.

Виктор Тотфалушин указал на некоторые вопиющие противоречия в биографии Савена. Николай Савен в наполеоновской армии служил унтер-офицером 24-го егерского полка. Попав в плен, он был направлен в уездный город Хвалынск Саратовской губернии, где в 1813 году принял российское подданство, вошёл в мещанское сословие и женился на купеческой дочери Прасковье Сергеевой, от которой имел четырёх детей. Он не мог пользоваться покровительством губернатора А.Д. Панчулидзева.

Согласно канонической биографии, в Саратове Савен зарабатывал себе на жизнь преподаванием французского языка. Однако, судя по его стихам, большим знатоком родного языка не был, более того, можно говорить о недостаточной грамотности их автора.

На самом деле его звали Пьером Феликсом, и родился он в Руане 13 июля 1792 года. На полях в полковых списках против его фамилии – запись «Отстал в России в 1812 году. Предположительно – погиб или попал в плен. Вычеркнут 11-го августа 1814». Полевой журнал 24-го лёгкого полка, в составе которого Пьер пришёл в Россию, удивительно скуп и, естественно, ни о каких подвигах нашего героя не сообщает.

Стало ясно, что не было ни знатного отпрыска, проведшего детство при дворе короля Людовика XV. Не было ни бравого гусара, сражавшегося в Египте, Аустерлице, ни ордена Почётного легиона, будто бы полученного за Сарагосу. А был простой 19-летний парень-краснодеревщик, записавшийся добровольцем в Великую армию в ожидании славы, ценившейся в то время выше денег. Однако вместо желанного триумфа он 82 года влачил довольно жалкое существование на берегах Волги, и только фантазия могла заменить ему неосуществлённые мечты. Судьба в конечном итоге оказалась к нему всё же благосклонной, подарив ему долгую жизнь и «под занавес» – известность. Он умер на 103-м году жизни в Саратове, где и был похоронен с почестями, оставшись в памяти на века.

Жан-Виктор Понселе – ещё один известный француз из армии Бонапарта, который по воли случая оказался в Саратове. 18 ноября 1812 года в кровопролитном сражении под Красным (Смоленская область) лейтенант Понселе попал в плен. Расстояние от того места до Саратова он преодолел пешком, хотя стояли лютые морозы.

С марта 1813 по июнь 1814 года он прожил в Саратове. Здесь Понселе написал шесть толстых тетрадей (по самым скромным подсчетам не менее 600 страниц, из которых около 400 содержат оригинальные и глубокие геометрические исследования), положивших начало проективной геометрии. Эти записи легли в основу его классического труда «Трактат о проективных свойствах фигур», опубликованного в 1822 г.

В Саратове французы жили в специально выделенных им казармах, располагающихся на будущей Немецкой улице по соседству с немцами-колонистами. При этом они свободно передвигались, получали жалованье и даже могли нанимать частную квартиру. Многие из них преподавали математику, фехтование, рисование, французский язык.

Понселе очень болезненно воспринял разгром Великой армии. Сдержанный, замкнутый, он не считал возможным преподавать русским математику и другие дисциплины.

Из-за радушного в целом саратовского приема, покидая чужбину, даже такой пессимист, как Понселе, признавался: «Когда в июне 1814 года... я должен был внезапно покинуть Саратов, место моего пребывания в нужде и изгнании... я не мог сдержаться от глубокого волнения». Кстати, уезжая, он захватил с собой из Саратова русские торговые счёты («русскую счётную машину»), которые с тех пор распространились в иностранных школах в виде наглядного пособия.

На родине он добился больших успехов: его имя даже выгравировано на Эйфелевой башне. Существует красивая легенда, что он проектировал и саратовский городской парк, но губернатор не дал средств на реализацию проекта, но, к сожалению, это неправда. Уже существовал «сад, снабженный приятными парфиями, принадлежащий губернатору, и лишь несколько лет тому назад разбитый на английский манер...». Это свидетельство подтверждает и «План на город Саратов», «высочайше утверждённый» 12 сентября 1812 года, на котором вокруг каскада прудов, до сих пор существующих в центре современного Городского парка, обозначены «разновладельческие плодовитые сады».

Шелковичная улица начинается на Чернышевского и проходит через весь город, заканчиваясь в Октябрьском ущелье

В XVII веке царское правительство хотело организо­вать в Нижнем Поволжье сырьевую базу для развития шёлкоткацкого производства, чтобы сокра­тить ввоз шёлка-сырца.

В 1764 году французу Антону Вердье отвели под Саратовом плантацию в 60 десятин и выделили деньги. Именно этот предприниматель предложил русскому правительству организовать производство на­турального шёлка. Недалеко от Лысой горы посадили тутовые деревья и создали фабрику. Но дела у Вердье шли плохо, и в 1766 году дело перешло в руки саратовского куп­ца, но и при нём плантация не дала ника­кой прибыли. Шёлка получали мало, и скоро его производство прекратилось.

Улица, которая пролегла на месте плантации туто­вых деревьев и фабрики, стала называться Шел­ковичной. Это название скрывает за собой одну из увлекательных стра­ниц истории города.

Французский археолог и путешественник с длинным именем – Амур-Огюст-Луи-Жозеф Бертло, барон де Бай, много раз посещал Россию и даже называл себя «полуфранцузом-полурусским».

Именно его Министерство народного образования Франции назначило руководителем археологической миссии в России. В 1895 году Бертло участвовал в раскопках на Увеке и вывез многочисленные находки во Францию для парижского Лувра. Также в конце XIX века барон де Бай провёл несколько археологических раскопок на Шигирском торфянике. Там были найдены объекты, датированные IX тысячелетием до н.э. Их он привёз в парижский Музей естественной истории. В 1895 году на раскопках древнего Муранского могильника под Сызранью, археолог получил в подарок около 40 находок XIV века, которые сегодня находятся в Музее человека в Париже.